Хиппи появились задолго до лета любви 67. Первый массовый выброс гормона свободы в кровь эпохи случился в ещё в далёких 20-х. Одурманенное техническим прогрессом человечество, проникающий в самые запретные уголки психоанализ Фрейда, декадентские идеи освобождения подсознания, разрушение мира старого ради мира нового, эстетика утончённого страдания, кокаин в аптеках как лекарство от хандры (слово депрессия тогда ещё не вошло в каждодневный обиход горожан)…Одержимость идеей нового мира, новой, свободной жизни. Если пружину запретов сжимать, то, рано или поздно, она с разрешится прямо в лоб. Впрочем, те люди смотрели в глаза хаосу. А это не проходит зря. Не удивительно, что многие яркие фигуры декаданса плохо кончили.
При подвижках эпох, возникает необходимость в переделе мира.
Первая мировая война. Самая первая самая страшная. Технический прогресс принёс с собой оружие массового поражения, люди до этого не знали что это такое.
После бесславного окончания Первой Мировой, слишком рано повзрослевшие юноши вернулись домой, искалеченные физически и морально. Побывав на грани жизни и ужасающей насильственной смерти, им было трудно вписаться в обыкновенную реальность. Если раньше смысл жизни был в том, чтобы победить, затем, чтобы выжить, то теперь этот смысл ускользал каждый раз.
Гертруда Стайн назвала их – Потерянным Поколением «génération perdue». Они были на той грани свободы, за которой нечего терять. В литературе появились – старина Хэм с Ремарком, в общем ощущении эпохи – Мир, пропущенный через себя. Стремительные наивные 20-е.
Учитывая образ жизни «потерянного поколения» (алкоголь, путешествия, стремления познать «тёмную сторону луны»), свободная любовь находилась довольно легко, и за бесплатно… 20-е – это попытки поиграть с огнём, заигрывание с бездной, эротические прелюдии с хаосом. Многие сошли с ума, танцуя стриптиз на грани безумия. Но идея внутреннего освобождения, вопреки всяческим рамкам, осталась. И ею заразились последующие поколения нон конформистов.
В нашем отечестве идея освобождения от тягостей брака в свободных, ярких и творческих отношениях тоже, к 30-м годам, постепенно сошла на нет. Почём зря старались Коллонтай, Брик и компания. Это – естественно: за эпохой подъёма следует эпоха спада, синусоида бытия, мать её!
Пока Европа 30-х набухала почкой Второй Мировой Войны, на арену вышли акробаты-экзистенциалисты. Их внутренний эквилибризм в ожидании катастрофы был великолепен (и ведь они жопой чуяли большой взрыв). Сейчас нам это может показаться нытьём неудачника (мы же – поколение think positive, фигли). Но тогда – они первыми предсказали разрушения, ужас и бессмысленность войны…
40-е снова дали Европе по шарам. О Второй мировой читайте в другом месте. Война – это самое страшное, что может с тобой случиться. На войне, как на войне…А вот после войны…как жить после войны?
И появляется второе Потерянное Поколение – битники. Beat-generation, разбитое поколение. Те же проблемы, те же идеи, те же истории: алкоголь, путешествия, та же бессмысленность жизни и неприкаянность, та же разнузданность, те же «ничего нет» и «нечего терять».
Длинные зарисовки личного опыта и видения, исповеди на всю ночь, полные страстей, запрещенных и подавляемых Войной; суматоха и шумные сумасбродства, брожение молодого духа (так похожего на древний человеческий дух)…
Керуак писал о «битниках»: «И когда Хянчке, с лучистым светом, брызнувшим из его полных отчаяния глаз, появился среди нас и просто сказал: “Чувак, я разбитый…” – то прозвучало словечко, заимствованное, вероятно, из лексикона каких-нибудь карнавалов (на Среднем Западе) или из наркоманских кафешек… Это был новый язык, настоящий жаргон черных; слово, лаконично выражавшее массу вещей (я разбит, я выпал, я офигел и т.д.) и оно быстро прилипало к тебе… ”.
“Разбитое Поколение” просто стало лозунгом и ширмой для революции нравов в Америке. Ко всему прочему, битники стали зачинщиками сексуального бунта, выступали против общепринятой морали и стали особо пропагандировать «нетрадиционную» сексуальную ориентацию. Гомосексуализм стал не просто популярным, но и крайне модным в интеллектуальных кругах.
Их внутренняя свобода выражалась не только в вышеперечисленных признаках, не только в сексуальной свободе, которая, по сути, оказывалась сексом по пьяни, но и в какой-то неуловимой константе истинной свободы, которую уже ни одно поколение пытается поймать. Но свобода есть только там, где есть запрет. Сама по себе свобода ничего не стоит. Жили люди, разбирались в литературе, употребляли и злоупотребляли, слушали би боп, пробовали жизнь на зуб, разъезжали по стране, мнили себя писателями и поэтами, разбирались в искусстве и музыке, думали, страдали, выпадали из нормальной жизни…жили пост ва-банк (ва-банк был на фронте). Это все – про битников, самыми яркими представителями которых были Джек Керуак, Ален Гинсберг и Уильям Берроуз. Но эти трое – уже классика, а сколько народа, не менее талантливого, кануло в небытие?
После войны, в начале 50-х мир разделился на красный и полосато-звездный, началась холодная война, и любое свободомыслие воспринималось как зачатки смертельно опасного коммунизма. Маккартизм и охота на ведьм.
Простые же люди занимались налаживанием быта, брали кредиты на покупку дома и телевизора, приобретали автомобили, строили планы на будущее, такое понятное и определённое: вот мужа повысят в должности, мы купим ещё одну машину, для Сэнди, после школы отправим его учиться в колледж, он будет, как все, нормальный американский мальчик, встретит хорошую девочку из приличной семьи… Только не всякий Сэнди хотел себе такой однообразной и определённой жизни в формате «нормальный американский мальчик».
В 50-е годы в Америке стало формироваться движение против бездушности массовой культуры, несущее в себе протест против Традиционных Американских Ценностей. Жизнь – шире и сложней, чем простое приобретение дома, машины, телевизора, отправки детей в колледж и т.д. Чего стоили эти, казалось бы, банальные послевоенные вещи – детям не понять. Первое поколение, не знавшее войны, бунтовало против своих, заражённых потреблением, родителей. Может, это и свойство молодости, но в 50-е это вылилось в целую эпоху. Эпоху рок-н-ролла и Элвиса Пресли, Мэрилин Монро и начало сексуальной революции, в эпоху Джеймса Дина и бунтарей без причины. Первое поколение благополучных шалопаев. Бунтарей. Первым соловьём, воспевшим ночь, был Джек Керуак со своей книгой «В дороге». Они не могли жить в формате «американской мечты».
«Я пропутешествовал по всему Американскому Континенту восемь тысяч миль и теперь снова стоял на Таймс-Сквер; и к тому же – прямо в самой середке часа пик, глядя своими невинными, привыкшими к дороге глазами на абсолютное безумие и фантастическую суматоху Нью-Йорка с его миллионами и миллионами вечного жулья, что крутится ради лишнего доллара среди таких же, как и они сами, с их безумной мечтой – хапать, хватать, давать, вздыхать, подыхать – с тем, чтобы потом их похоронили в этих ужасных кладбищенских городищах за Городом на Лонг-Айленде.» – писал Керуак. Ничего не напоминает? Москоу Сити во всей своей красоте и нищете неудавшихся куртизанок.
В общем, когда рок-н-роллом стали увлекаться массы, шоу бизнес, уже тогда круто небескорыстный, понял, что с бунтарства можно стричь купоны. И завёл свою ферму сладкоголосых мальчиков в обёртке рок-н-ролла. Вообще-то «rock-n-roll» – это хитрое движение во время полового акта. И «рок-н-ролл» – это танцы на грани дозволенной публичной близости. Грязные танцы…на грани возможности секса. А сама возможность секса, особенно в его отсутствии, будоражит в сто раз больше, чем банально запланированный трах. Воздержание усиливает желание.
Из почвы, удобренной идеями свободного, ничем не обременённого, познания, из семян двух потерянных поколений, под флагом безопасного бунтарства родилось противостояние ПОТРЕБИТЕЛЬСТВУ. Битлы тоже начинали как хулиганы тэдди бойз в занюханном клубе в Гамбурге, но с приобретением продюсера, выпнули барабанщика и надели благообразные пиджаки. Познали славу и деньги… но в 65м Джон стал напрягаться, познакомился с Бобом Дилланом, попробовал ЛСД и написал Револьвер….
Задавленное в 50-х движение «левых», идеи свободы на фоне почти тюремной замкнутости одноэтажной Америки, всходили бурным цветом, обильно удобряемые поп-музыкой. Эта молодёжь не хотела жить в кредит. Она хотела жить здесь и сейчас. Жить не так скучно и банально, как их родители. Отцы не понимали длинноволосых сыновей, матери не могли принять желание свободы дочерей. Проблема «отцов и детей» всегда была, есть и будет. Но бывают эпохи, когда….это нереально бесит благоразумных.
И вот к середине 60-х благоразумные ушли на войну с Вьетнамом, неблагоразумные примкнули к левым, отрастили волосы, и, как ответ на рациональную American dream, стали тусоваться, свободно мыслить, расширять сознание наркотиками и бороться за окончание вьетнамской войны. Затем пришли разочарованные с Вьетнама, став непризнанным третьим потерянным мини поколением. И они не понимали этих беснующихся мажоров.
А это было не беснование, это были – хиппи. Хиппи – это проросшие семена битников, дети свободы. Для современных нас они – цветастые, волосатые, обдолбавшиеся придурки, из мезозойской эры молодости «Мам-папы». Но для своей эпохи они были теми, кто «ужас_какой_модный». Основные, теоретические идеи хиппи были очень хорошими. Типа «Любить, а не воевать», «Сила цветов», «Я никого не хочу победить», «Познай себя» и т.д.
Молодые юноши и девушки в цветастых одеждах и с гитарами вышли на трассы с целью посмотреть мир, познать себя, приобрести опыт. Для кого-то это была игра, а для кого-то способ жить. «Проказники» Кена Кизи раскрасили старый автобус в ЛСД-шные цвета и колесили по Америке, смущая приличных граждан. Эти безумные трипы описаны в «Электропрохладительном кислотном тесте» Томаса Вульфа. Отвязанные ребята с западного побережья были не похожи на вдумчивых, погружённых в трансцендентную медитацию, последователей Тимоти Лири. Безбащенный, напористый запад и утончённый, с налётом аристократического снобизма, восток. Два столпа Кен Кизи и Тимоти Лири. После тюрьмы и переосмысления жизни, Кизи тихо ушел в орегонское захолустье валить лес. Где и написал свои великие романы «Порой нестерпимо хочется» и «Песни рыбака». Отличный мужик!
Психоделическая эра 60-х породила огромный интерес к восточным философским системам, шаманству, колдовству и природе сознания. В то время ведущие университеты преподавали эти предметы с академических позиций, а не с позиции опыта или активного участия. «Мы хотели породить нечто новое». Так появились Изаленские форумы. Изаленский институт создал практику «целостного обучения», которую Мерфи (идейный вдохновитель) называет «слиянием познавательного и интуитивного, эмоционального, духовного и чувственного [подходов]. На сегодняшний день этот метод приняли университеты более чем двадцати стран». В своё время Изален первым пригласил Бориса Ельцина в Соединенные Штаты. Институт предоставил возможность для работы Фрицу Перлзу, Бакминстеру Фуллеру, Тимоти Лири, Карлосу Кастанеде и сотням других учителей, ученых, политиков и мистиков, еще не добившихся общественного признания. Но свои идеи Изален преподносил не в стандартной, академической лекционной форме. Это были семинары, проходившие при активном участии слушателей. Впервые в истории студенты были вовлечены в дискуссии не меньше, чем «учителя».
Когда официальные дневные обсуждения и форумы заканчивались, беседы продолжались в знаменитых горячих ваннах. Живописный закат, немного марихуаны или кислоты, журчание горячей воды и нагота способствовали новым, поразительным объединениям ведущих мировых интеллектов. Это была Богемская Роща контркультуры, где рождались новые идеи, а их создатели могли общаться друг с другом.
Итак, прогрессивная молодёжь подхватила эти идеи и понеслось…
Лето любви 67,
Вуд сток 69,
Джим Мориссон и Дженис Джоплин 71.
Dream is Over.
В 1971 году герои эпохи передознулись наркотой. К началу 70-х многие наигрались в свободу, вернулись из хипповских коммун домой, подстригли волосы, восстановились в своих колледжах и стали жить обычной жизнью, лишь изредка вспоминая о «бурной молодости 60-х».
Но идеи молодости не проходят бесследно, и многие люди, бывшие в то десятилетие бунтующими подростками, добились власти в 90-х. И некоторым удалось чуточку изменить мир. Может, удастся и нам?