Осенью 2002 года, прожив год в питерской общаге, мы с соседкой решили снять комнату в коммуналке на Лиговке. Новое место жительства, новый институт, новая жизнь… «период первых недель». Не помню, как меня вынесло на сайт знакомств и как я увидела именно его фотографию: бородатый мужчина c лазерным взглядом. И я решила начать переписку с его бородой. Насчёт растительности на лице – это был мой фетиш, наверное, потому, что мой любимый папа носит бороду.
Итак, через несколько писем, он оставил свой телефон…
в тот период жизни я ставила социальные эксперименты в новом институте: неделю приходила на занятия в тёртых джинсах и растянутом свитере. Тёртый калач, ага. Было интересно, заметит кто-нибудь новенькую или нет? В конце эксперимента планировалось прийти в институт во всем самом лучшем и дорогом, что у меня было (родители тогда ещё не оставили своих попыток одевать меня по их вкусу). И вот я — в короткой черной юбке, в шотландской расцветки коротком пиджачке, туфлях лодочках и (!!!!) белом парике под каре вышагиваю в институт. От Лиговки до Первой линии В.О. путь занимал примерно час – отличное время почитать в троллейбусе путеводитель по Питеру.
И, опа, его номер записан на последней странице. Не могла отделаться от привычки записывать контакты на последней странице читаемой книги. А почему бы и не изменить путь? Вай нат, йокарный бабай?! Остапа понесло. Остап изображал из себя преуспевающую журналистку из нового журнала по искусству. Остап пришёл в гости к художнику, на свой страх и риск. Кстати, страх тогда был мне неведом. Только риск. Да и тот я расценивала только как желание или нежелание что-то сделать.
Внутри была какая-то пустота и неопределённость по жизни. Пытаясь эту пустоту забить делами, мы с Полиной решили записаться в студенческий театр. После первого занятия было ощущение, что нас морально отымели. И я решила позвонить ему.
И что он видит вместо блондинки-журналисточки? Вихрами рыжее, в очках, в джинсах и толстовке СССР, существо. «Ну что? Заметил разницу? Здорово! Я с подружкой!»
Мы покурили какой-то хрени и втирали мужику, что мы – варвары, новая кровь в современном Риме. На улицы нас вынесло потоком изменённого сознания. Постепенно это стало традицией: приезжать и выхватывать сильных эмоций, ментальных пиздюлей. Ночные крыши, кафе Смайли на Лиговке.
Этот человек стал моим духовным героином. Я отчётливо осознавала и точно чувствовала, что идёт борьба. Через год я сдалась, моя воля была подавлена, нервы оголены, убеждения измены. Я ждала его на лестнице, сочиняя грустные рассказы, я впервые задумалась о духах и нижнем белье. Это были Ghost и красное кружевное. Меня трясло от его богемных друзей, я не могла сказать ни слова. Когда оставалась на ночь, то наивно полагала что, мы будем общаться. Но, когда он, раздевшись, подходил ко мне, я, стараясь не смотреть на него, собирала вещи и вылетала в ночь, в метель, без денег, с Техноложки на Озерки. Я тогда ничего не знала о сексе. Не знала что это такое вообще. В смятении чувств шла до Озерков иной раз пешком.
Однажды я пришла к нему и застала даму, с которой он хотел «поиметь ххх». Я поняла, что должна уйти. Он всегда провожал меня взглядом до первого этажа (питерские параааадные), и на первом пролёте я оборачивалась и смотрела ему в глаза. На этот раз я особенно долго смотрела и сказала: «Рада, что ухожу Я, а не ОНА. Её ты трахнешь и забудешь. А меня нет. Не трахнешь и не забудешь!»
И вот однажды он мне позвонил и сказал, что уезжает надолго в Германию.
— Что ты хочешь от меня?
— Приезжай!
— У тебя столько баб, ты только свистни, и каждая приедет и упадёт на спину.
— Тогда подумай, зачем я ТЕБЕ звоню?
— Не знаю. Пока.
В очередном смятении, я пошла мыться, решив точно не ехать. Сижу на кухне, курю, пытаюсь успокоиться, заходит соседка (училась на психолога):
— Что с тобой?
Я рассказала всю историю. Она мне сказала только два слова: «Денег дать?»
И она дала и я поехала.
А утро выдалось таким ясным и солнечным…
Верейская улица
Ранним утром,
Походочкой упругой
Я возвращаюсь по Верейской
От одного такого друга.
Ещё одним грехом библейским
Стало больше, но
Меньше фальши
Опускается на дно.
Что дальше?
Заканчивалось всё болезненно и не сразу, как и начиналось.
Через 5 лет я приехала в Питер, созвонились, зашла в гости. И все было иначе. Ни боли, ни страха, ни желания превозмочь, никакого «Я его победила». Я легко поддерживала беседу с владелицей галереи в NY, помогала на кухне его боевой подруге (которая по прошествии лет оказалась очень интересным персонажем), запросто читала стихи и задавала вопросы. Все течёт, всё меняется…